А потом я увидела, как я сползаю по груди Зигмонда вниз, и вокруг осталось только небо. Синее-синее.
— Ты соображаешь, что натворил?!
— Еще бы.
— Ты убить ее мог!
— Ну, так скажем, не я, а богиня…
— Какая к бесам разница!
— …но не убила ведь?
Голос молодого барона звенел яростью, нелюдь отвечал устало. Я слушала, не особо вникая в слова, просто впуская в себя понимание: обошлось. Я жива. Анегард, судя по голосу, здоров как боевой жеребец, разве что копытом не бьет. Бабушка… бабушка, похоже, в кухне, возится у печки — значит, и с ней все хорошо.
— Ты хоть понимаешь, что я вас обоих теперь страже сдать обязан?! Или забыл, по лесам отсиживаясь, что у людей за чары на крови смерть положена?
— Я уж почти три сотни лет на крови живу — на сколько смертей набрал, посчитаешь? И все-таки до сих пор ты меня не сдал, господин Анегард, младший барон Лотар.
— То другое, — уже тише буркнул Анегард.
— Верно, другое. Доведись мне судить, как думаешь, за что я бы казнил, а за что награждал? — Зигмонд помолчал, но Анегард ничего не ответил, и нелюдь продолжил: — Я понимаю, мальчик, почему вас такому не учат: слишком опасно. Ну так послушай того, кто знает, и поверь: за такое даже боги простят. Тут все дело… в направленности, так скажем. Чужая кровь ради себя — или своя ради другого. Есть разница, знаешь ли.
На несколько мгновений меж Анегардом и Зигом повисло тяжелое молчание. Я приоткрыла глаза, глянула сквозь ресницы. Но вместо обоих спорщиков увидела только закрытое ставнем окно. Какая-то добрая душа слегка сдвинула тяжелый деревянный щит, и в щелку били золотые лучи. Сколько хоть времени прошло?
— Я бы гордился такой сестрой, — тихо сказал Зигмонд. — Смелая девочка. Нет, Анегард Лотарский, ты нас не сдашь. Законы законами, но…
— Наглый ты, — Анегард тяжело вздохнул. — Кровосос болотный, и откуда взялся на мою голову? Девчонку зачем-то втянул… Ладно, ты прав, сдать я вас не сдам, боги простят, а люди не узнают, но она ведь и правда умереть могла. А еще барон. Разбойник ты, а не барон.
— В прежние времена, — наставительно сообщил Зиг, — одно не слишком отличалось от другого. Удачливые разбойники понастроили себе замков, повыбили невезучих соперников и стали защищать теперь уже свои земли. А самого сильного и удачливого назвали королем. Во всяком случае, именно так рисуют нашу историю некоторые древние архивы.
— Трепло… комар архивный…
— Успокоился? Теперь можем поговорить о деле?
— Давай. Начни с того, что тут произошло, пока я полудохлым валялся.
Я закрыла глаза. Так приятно лежать, ни о чем не думать, знать, что от тебя больше ничего не зависит, что тебе можно поболеть. Нет, я не чувствовала себя больной, просто усталой. Поваляюсь еще немного и встану…
И приятно слышать уверенные мужские голоса, залог охраны и безопасности. Все, что рассказывал его милости Зиг, я знала и так, и еще вчера это казалось страшным до озноба, но сегодня я знала: все будет хорошо.
Я уже почти заснула, когда слух зацепился за какое-то слово, или фразу, или, может, резкую тишину следом. Попыталась сообразить, что именно меня задело. И услышала:
— Повтори, пожалуйста, что ты сказал.
Анегард, с таким недоумением, будто… ну, я не знаю даже!..
— Ты стал плохо слышать?
Зигмонд. Не столько удивленно, сколько… презрительно?
— Я сказал, что на твоем месте не стал бы оставлять сестру без охраны, когда по округе рыщут банды наемников.
— Зигмонд, я тебя не понимаю. Ты о ком?
Нелюдь хмыкнул:
— Вот только не говори, что не знаешь! Нет, я понимаю, всякие могут быть резоны, но…
— Зиг, тьма тебя побери, хватит валять дурака!
— Правда не знаешь?! Да, чую, не врешь… однако я был лучшего мнения о… да отцепись ты от меня! О ком, о ком, — о Сьюз, о ком еще! Тупица, дубина стоеросовая! Хоть бы сообразил, что чары на родню были!
Я села. Анегард, оказывается, вцепился Зигу в ворот, и сейчас нелюдь занят был тем, что отдирал от себя чужие пальцы. Интересно, что он скажет, если я попрошу повторить?
— Опомнись, как она может быть моей сестрой?! Да они вообще здесь пришлые!
— У батюшки своего спроси, как, но что она тебе по отцу сестра, я и раньше знал. И мать ее, похоже, из благородных. У вас кровь одного вкуса. То есть настолько одного, как это бывает у близких родственников.
— И когда ты ее кровь пробовал?!
— Да вчера же… нет, уже позавчера. Да отцепись ты, придурок! Когда ее тот хмырь порезал, что сейчас без головы валяется в лесу за поляной, зверью на радость! — Зиг наконец-то отодрал Анегардовы пальцы от своей рубахи, сказал уже спокойнее: — Кстати, по запаху ваше родство тоже ощущается, хотя не так уверенно.
Ничего себе новости!
Я-то думала, это бабушка Анегарда на ноги подняла, пока я валялась… и кто здесь, спрашивается, тупица?
Ничего себе Зиг… знал, значит… так это, выходит, он сразу на то и рассчитывал? Умный, зараза…
Тем временем спорщики расцепились — и заметили, что я не сплю. Уж не знаю, какое у меня было лицо, но Анегард заметно смутился, а Зиг спросил невпопад:
— Очнулась?
Нет, без памяти лежу! И брежу…
— Бабушка где?
Зигмонд подошел к окну, отодвинул ставень, высунулся, огляделся. Крикнул:
— Магдалена! Сьюз очнулась, тебя зовет!
— А ведь мог бы сообразить, — сказал вдруг Анегард. — Знал ведь про твои сны.
— А что — сны? — невольно спросила я.
Ответить Анегард не успел: вошла бабушка. Я вскочила навстречу.
— Лежи, девонька, ты что! — ахнула бабуля. — Куда тебе вставать, рано!